по пьянке (сколько забегаловок, столько и драк), — и другое, убить уважаемого человека. Уважаемых становилось все меньше и меньше, как мамонтов перед оледенением. Человек проявлял себя в работе, а работы не было. Безработные искали халтурку. А халтурка добротным качеством не отличалась — отсутствовал душевный стимул. Была лишь жажда денег.
Самой высокооплачиваемой работой стали заказные убийства. Киллерство превратилось не только в денежную, но и в модную профессию, как шулерство — в казино, как путанство — в женских общежитиях.
Рэкетиры поднимались до киллеров, как поднимается базарный меняла до крупного банкира. Витя Кувалда, главный рэкетир города, уже принимал заказы на убийства, соблюдая при этом непременное условие: местный киллер своих земляков не трогает. Киллер из Прикордонного едет, скажем, в Ростов, выполняет заказ ростовского работодателя. Киллер из Ростова выполняет заказ в Прикордонном прикордонского работодателя.
Рынок родил конкуренцию, конкуренция — киллеров. Здоровая конкуренция рождает здоровых киллеров. У здоровых киллеров одно отличие: хлопцы не мучаются совестью, спят спокойно и перед и после работы, если, конечно, их вскоре не убирают, чтоб тайна осталась тайной.
Город Прикордонный явил миру новую профессию — ликвидаторов-киллеров, не менее денежную и не менее почетную. На следующий день после встречи на стадионе Остап Рувимович получил снимок одного из вероятных киллеров.
— Зачем тебе снимок? Мои ребята справятся, — заверил Миша.
— У вас и так хватает обязанностей.
Товарищ по футбольной команде не хотел, чтоб Миша со своими ребятами марал руки о каких-то сопляков, разбалованных Чечней.
Первым учуял для себя опасность мэр: израильтянин задержался неслучайно, может наделать много шума, а это для местной власти было бы событием нежелательным. Мэр не сомневался, что израильтянин с его связями и возможностями найдет убийц. Он боялся, что тот начнет копать и докопается до работодателей, и все они связаны с мэром, а там, гляди, ниточка каким-нибудь своим узелком зацепит и мэра.
Славко Тарасович пообещал Остапу Рувимовичу свести его с Витей Кувалдой. У Вити для этой тонкой работы была своя давно уже отлаженная спортивная команда.
— Специалист он со знаком качества, — говорил мэр гостю-израильтянину. — Какие к нему у вас будут поручения, договаривайтесь, но комиссионные — десять процентов — мои.
Гость торговаться не стал, только заметил, как бы одобряя деловитость сына грозного чекиста:
— Посредничество — такая же общественно-полезная деятельность, как и народного депутата.
В мудрых рассуждениях гостя Славко Тарасович не уловил подначки.
— Что верно, то верно, — сказал он бодро. — Депутат — посредник между своими избирателями и всеми ветвями власти.
Остап Рувимович и Витя Кувалда говорили с глазу на глаз. Заказчик показал снимок, объясняя: «Сделайте так, чтоб этому субъекту ад показался раем. Кстати, с ним был еще один. И ему тоже надо сделать больно». Витя, подергивая изуродованной щекой, начал торговаться:
— Их сначала надо найти, — сказал он.
— Но они же местные?
— Вот этот, что на снимке, был когда-то местным.
Остап Рувимович назвал сумму.
— Ни.
Остап Рувимович прибавил. Но Витя с упреком воскликнул:
— Да это же Степанюк! По кличке «горилла». Герой Чечни. Наверное, и второй не хуже.
— Ваша цена?
Витя назвал.
— Согласен, — кивнул заказчик.
— Половина — сейчас, половина — потом, после исполнения. Исполнение в течение месяца. Сами понимаете, хлопцы опытные. В Чечне побывали.
В тот же день Остап Рувимович Паперный улетел в Израиль. А исполнитель, зная, где могут залечь «гориллы», поспешил за ними следом.
Слух о том, что Витя Кувалда во главе команды убыл куда-то на соревнование, распространился мгновенно. Первый признак, что команда в отъезде, — рынок без рэкетиров. Рынок словно встряхнулся, ожил. Из ближних и дальних сел в город гуще пошли машины. Везли сало, мясо, картофель…
— Кум, торопись. Что там у тебя на продажу? — говорили друг другу селяне. И кумовья, сватья, братья торопились в город. Чего не могла сделать милиция, сделал внезапный отъезд Вити Кувалды и его команды.
Никто никому не навязывал посредников. Кто что производил, тот тем и торговал, притом по сходной цене, чаще всего заниженной — чтоб долго не стоять на холоде.
О внезапном оживлении рынка доложили мэру. Славко Тарасович и без осведомителей знал, что там была монополия Кувалды. «Конечно, место Вити — в тюрьме, — привычно рассуждал про себя Славко Тарасович. — Но без него моя власть — не власть. Слава богу, что народ называет нас демократами». До мэра не доходило, что если гражданин гражданина обозвал демократом, то это примерно одно и то же, что обложил матом. Впрочем, мат в Прикордонном, как и по всей Украине, уже не говоря о России, не считается ругательством. Чаще всего люди матерятся в поиске собеседника — это в забегаловке, дома — для облегчения души.
Куда отбыл Витя Кувалда, не знал даже Остап Рувимович, хотя ему как заказчику знать полагалось. Знал Славко Тарасович. Он, пожалуй, больше других был заинтересован, чтоб одесские киллеры — а они были из Одессы — исчезли навсегда.
К мэру, как обычно, широкий доступ. Он принимает и просителей-одиночек и целые делегации. Накануне убийства Паперных визит ему нанес Джери Калаген, старший советник фирмы «Экотерра». Беседовали долго. Все, что удалось прослушать Эльвире, длинноногой смазливой секретарше, она тщательно записала на диктофон. Дома расшифровала. Получалось, что некий мистер просил мэра, небезвозмездно, разумеется, подыскать ему парней для выполнения какого-то щепетильного задания. Суть задания вслух не обсуждали, поэтому на ленте, кроме общих слов, ничего существенного не оказалось. Несколько раз были упомянуты слова «доктор» и «лекарства», которые уже переданы больному доктору.
Диктофонная лента попала работнику горвоенкомата капитану Редькину, сердечному другу Эльвиры, а от него — Михаилу Спису. Проверили. Лекарства — коробку с ампулами — кто-то действительно передал Рувиму Туловичу для лечения доктора, попавшего в больницу с воспалением легких. Но Рувим Тулович по каким-то соображениям эти лекарства применять не стал.
Киллера опознал бывший прапорщик русский кореец Ким Пан. Во время дежурства на бензоколонке он обратил внимание на подъехавшую белую «девятку». «Девятка» была с московскими номерами. В машине находились двое: хлопцы молодые, крупные, заметные. Лицо одного корейцу показалось знакомым. Он и фамилию вспомнил: Степанюк. Ходили слухи, что видели его в Чечне в отряде галицийских волонтеров.
Утром от водителя «скорой помощи», зарулившего на заправку, он узнал, что кто-то убил супругов Паперных. Ночью возле их дома видели белую «девятку» и тоже обратили внимание: такая машина жильцам не по карману.
Ким Пан, оставив бензоколонку на помощника, поспешил домой, достал с антресолей семейный альбом, нашел групповую фотографию десятилетней давности. На ней были запечатлены участники субботника по благоустройству города. Среди них был и Степанюк, молоденький, щекастый, улыбчивый.
Ким Пан торопливо вспоминал подробности ночной заправки: он заправлял белую